Тараканы-киборги и технофашизм: каким может стать мир в ближайшие 25 лет
Некоторые прогнозы футурологов на начало XXI века сбылись, другие – имеют такие перспективы в ближайшие десятилетия. Сервисы продолжат получать всю информацию о конкретном человеке, чтобы формировать информационный поток, основанный на его чувствах и предпочтениях.
В то же время технологии открывают возможности для ключевых отраслей экономики Татарстана, из привычных ресурсов могут начать создавать принципиально новые продукты. Такое мнение в интервью РБК Татарстан для проекта «Четверть века» озвучил футуролог, основатель и управляющий партнер компании Mindsmith Руслан Юсуфов.
— Какое будущее, на ваш взгляд, ждет Татарстан?
— У Татарстана есть уникальный потенциал стать полигоном для тестирования прорывных технологий. Опираясь на уже существующую инфраструктуру Иннополиса – как образовательную, так и кадровую – республика может стать пилотной зоной для таких направлений, как цифровые валюты, исламский банкинг, беспилотный транспорт, какие-то сюжеты с «умными» городами и «умным» сельским хозяйством.
Кажется, что тестирование зависит от умения замерить ситуацию на входе и проанализировать достигнутые результаты. И здесь наиболее цифровизированные регионы с определенной научной базой и кадрами будут такими пилотными зонами. Между условными Сколково и Иннополисом должна произойти некая специализация, определяющая, какое направление тестирования будет закреплено за каждым из них. Этот выбор должен быть сделан, опираясь на возможности и интересы корпораций, присутствующих в регионе.
Второй сюжет довольно очевидный – это мост на Восток, может быть, и на Юг. Это экономическое взаимодействие с Китаем, исламским миром, с глобальным Югом.
И, наверное, в первую очередь, приоритетными должны стать высокотехнологичные отрасли: авиация, автопромышленность и нефтехимия. Именно они будут создавать новые подходы, которые затем можно будет тиражировать по всей стране. В качестве примера можно привести Москву: как лидер в создании «умного» города, столица успешно масштабирует свои решения на другие регионы России.
Конкурировать со столицей не нужно, необходимо быть реципиентом подходов. Но при этом стоит нащупать такую специализацию, которая находится в контексте национальных целей, позволяет интегрировать местные корпорации, центры силы и технологии, у которой есть возможность как масштабироваться на уровне страны, так и предложить экспортные сценарии. Речь идет не столько об экспорте продуктов или сервисов, сколько о комплексных подходах. Помощь дружественным странам в решении задач, которые они не могут реализовать самостоятельно – это стратегически верный шаг: и мягкая сила, и экспортный поток на десятилетия вперед.
25 лет прогресса
— Какие прогнозы футурологов на первые 25 лет XXI века претворились в жизнь?
— Интернет и мобильность – многие предсказывали уменьшение форм-фактора устройств, мы перешли от стационарного компьютера к смартфонам. Это для нас основной интерфейс, мы постоянно подключены, медиа и социум цифровизированы. Многое предсказывалось на тему смерти традиционной прессы. Она, конечно, не умерла, но стало много больше каналов, и пресса перестала быть предпочтительным каналом получения информации.
Еще в нулевые начались предсказания, особенно на фоне бума доткомов (компаний, которые осуществляют большую часть деятельности в интернете – РБК Татарстан), о том, как мы все перейдем, по крайней мере, в части e-commerce, в интернет. Особенно в последние годы мы это очень ярко видим. Если говорить о трендах, связанных непосредственно с человеком, то здесь одним из ключевых направлений становится геномика. Это обусловлено тем, что расшифровка генома стала значительно более дешевой и доступной.
Среди предсказаний Рэймонда Курцвейла многое не оправдалось, но это, наверное, еще впереди, особенно в части слияния человека и машины. Однако другие его прогнозы оправдались в полной мере: например, состоялись взрывной рост вычислительных мощностей и победа компьютера над человеком в шахматах и других играх.
— Какие имели шансы сбыться, но этого не произошло?
— Несбывшиеся сюжеты предсказывались не только футурологами, но и футуристами, фантастами. Вспомним фильм «Назад в будущее». Я лично очень ждал 2015 года, потому что там было два сюжета: про кроссовки и куртку – новые формы нашей одежды или умные ее элементы, которые к сожалению, не внедрились в нашу жизнь, как и ховерборды. Конечно же, скейтборды не летают, и автомобили тоже, по крайней мере, массово. Мы только видим первое разрешение и сертификацию в Китае на беспилотные летающие автомобили.
Мы ожидали, особенно со второй половины XX века, постоянных колоний на Марсе и Луне. И Артур Кларк, и Айзек Азимов предсказывали эти сюжеты. Но этот прогноз провалился.
Коммунистическая утопия ранних Стругацких, где люди работают в радость и нет денег, выглядит особенно разительным контрастом с нашей реальностью. Мы получили прямо противоположное, «выкрученное на максимум» будущее: гиперкапитализм с монетизацией каждого шага, где нужно работать все быстрее, просто чтобы успевать.
Также многие предсказывали какое-то глобальное интеллектуальное или информационное поле. Где-то это называлось ноосфера, где-то глобальная деревня – в общем, мы должны были объединиться через информацию. В реальности мы попали в информационные пузыри, в ненависть и поляризацию. Мы видим, насколько с каждым новым витком погружения в эту кроличью нору мы теряем единое информационное поле и общий контекст, попадаем в мир субъективных реальностей, очень часто выдуманных, сфабрикованных и сформированных.
Общее поле размывается, объективная реальность не имеет никакого значения, уступая место миру субъективной веры. Причем сама эта вера формируется уже не эмпирическим опытом, а эффективностью алгоритмов, проникающих в наше сознание. Мы все-таки получили техногигантов, которые контролируют каждый наш шаг, и это вообще-то не антиутопия – нет никакого цифрового сопротивления, противостояния корпорации и человека. Мы добровольно сдали всю информацию о себе и искренне радуемся удобству персонализированных сервисов. Кто-то скажет, что это и есть антиутопия, потому что человек теряет субъектность.
Проложенный маршрут в будущее
— Какие перспективы для будущего открыли эти технологии и тренды?
— Я думаю, от человека останется еще меньше с точки зрения места в истории и влияния на процессы. Во-первых, мы идем в мир гиперкастомизации – это касается и контента, и услуг, и сервисов. Медицина тоже будет кастомизированной, как и страховка, образование, и самое главное, реальность. Мы будем получать уникальный поток – видео, информации – который будет создаваться генеративным искусственным интеллектом (ИИ), будет алгоритмизирован и связан с нашим цифровым следом.
И завтра цифровой след будет еще больше, потому что открывается возможность собирать в реальном времени биометрические показатели человека. Это данные принципиально иного рода: их источником является не сознательное действие человека, а неконтролируемые реакции его тела. Речь идет о показателях вегетативной нервной системы, которые невозможно подделать: пульсе, давлении, реакции зрачков или уровне потоотделения.
Приватность исчезнет окончательно, по крайней мере, в определенных кругах. Может быть, ее уже нет: большие технокорпорации знают о нас больше, чем мы сами, могут предсказывать наши действия. Я думаю, что мы осознаем, что самый ценный ресурс – это наше внимание. Но будет поздно, потому что борьба за него проиграна нами и выиграна корпорациями, которые умеют его алгоритмизировать.
— К чему это приведет?
— Мы придем в дофаминовую экономику, где в борьбе за внимание победит тот, кто сможет выделять у человека больше дофамина и создавать синтетические переживания. И это будет главный наркотик XXI века, с которого соскочить уже будет невозможно. Мир реальный менее интересный, чем виртуальный, реальные отношения более сложные, чем отношения с ИИ-компаньоном. Книги сложнее, чем гиперкастомизированный поток, который постоянно «теребит» наши рецепторы, позволяет привязать к себе человека на уровне биохимии мозга.
Поэтому ключевым трендом я вижу потерю человеческой субъектности, проживание запрограммированной жизни. Мы превращаемся в счастливых биороботов. И из этого мира поднять голову будет очень сложно, потому что мы этого не хотим. В ленивом мире, где большинство потребностей человека будет удовлетворяться автоматически, скорее всего, появятся посткапиталистические механики, такие как безусловный базовый доход. Однако их работа будет основана на одном условии: полной передаче личных данных в обмен на получаемые блага.
Второй неизбежный сюжет – мы еще глубже пойдем в цифру, но возникнет контркультура. Я думаю, мы можем прогнозировать системное появление сообществ «техностарообрядцев», которые будут либо «консервироваться» в уходящей эпохе, либо вовсе откатываться назад. Одни сделают это из страха, не в силах отличить дипфейк от реальности. Другие – из осознанного желания, чтобы их дети бегали по траве, а не по кликабельным ссылкам. Эта тяга к «аналоговому» миру выразится в поиске корней, связи с природой, поиске медленных технологий или замедления нашей жизни и скорости.
Технологии и общество
— Как еще будут применять новые технологии?
— Так исторически сложилось, что любая прорывная технология имеет двойное назначение – это касается и колеса, и бомбы, и одомашнивания животных, и пороха. То же самое с искусственным интеллектом и роботизацией. Домашние роботы могут помогать нам в быту, но те же самые роботы, обвешанные пулеметами, будут на поле боя.
Мы начинаем уже не просто мимикрировать под среду, то есть строить крылатых роботов, но и вживлять первые нейроимпланты в голубей. Мы меняем биологическую среду под свои нужды. Через десятилетия я вполне себе могу представить стаю киборгизированных тараканов, которые, с одной стороны, ищут протечки в трубах, с другой, нападают на дата-центр врага.
Или голуби, которые ведут постоянное наблюдение и разведку. И это может привести к социальным последствиям в виде паранойи или появления средств радиоэлектронной борьбы против нейроимплантов.
Проблема в том, что мы не понимаем риски до конца, но топим этот паровоз, который летит, может быть, в светлое будущее, а может, в бетонную стену. Остановить триллионные инвестиции уже невозможно, поэтому история рассудит. Но вполне возможно, что за искусственным интеллектом и роботизацией грядут и социальные потрясения в виде уволенных работников или недостатка новых профессий, и экономические, потому что возникнет большая нагрузка на соцподдержку, а также на политику и геополитику.
Обычно к власти приходят популисты, и мы уже наблюдаем, как правеет Европа и левеет Южная Америка. Мы увидим политические представительства разных людей – погружающихся в цифру, уволенных, неолуддитов (люди, критически относящиеся к влиянию научно-технического прогресса – РБК Татарстан) и «техностарообрядцев». Поэтому политика может сильно поменяться как в сторону ускорения, так и в сторону торможения прогресса. Что касается конфликтов, мы видим, что мир фрагментируется, и глобализация закончилась. Единое пространство дробится на физические, цивилизационные, социоэкономические зоны, а мы получаем суверенный интернет в отдельных регионах. Это дробление скажется на разных механиках управления обществом.
— Стоит ли ожидать чего-то хорошего?
— Я не даю этому оценку как чему-то плохому или хорошему. Мы можем очень быстро построить мир, где человек не забыт, и предложить альтернативу техноцентричному пути. Кастомизация образования дает огромные возможности для индивидуальных программ, развития потенциала каждого человека.
Я вижу много конфликтов из-за новых точек поляризации, которые у нас возникают. Мы не знаем, как относиться к внедрению нейроимплантов в голову голубям или человеку, мы не знаем, как относиться к феномену влюбленности человека в робота. Люди выстраивают парасоциальные отношения (односторонние эмоциональные связи, которые люди формируют с медийными, вымышленными или виртуальными образами – РБК Татарстан) и с другими людьми, и с роботами. Как это скажется на демографии, на подходах к тому, что такое нормальная семья – она состоит из мужчины и женщины или мужчины, женщины и робота?
Во всем мире эти подходы будут трактовать по-разному. В будущем мы увидим еще больше рисков, вопросов и точек поляризации, и это значит, что у нас неизбежно будут новые конфликты и новые попытки ответить на эти вопросы. Поэтому впереди нас ждет этап большой турбулентности, а потом все будет замечательно. Просто потому, что сформируется новая мораль и новая этика.
Еще одна четверть века
— Появление каких технологий вы считаете наиболее реалистичным в ближайшие десятилетия?
— Если пузырь не лопнет, то развитие ИИ будет стремительно ускоряться. Это приведет к переходу всех процессов (личных, профессиональных, корпоративных и государственных) на новые технологические рельсы. Следующим шагом может стать прорыв к сильному ИИ (AGI), а в более отдаленной перспективе – к созданию суперинтеллекта. Однако сроки такого прорыва оцениваются экспертами в очень широком диапазоне – от нескольких лет до столетия.
Я думаю, ИИ-агенты, и персональные, и корпоративные, появятся у нас достаточно быстро. Роботизация будет происходить постепенно, но предполагаю, что это горизонт десятилетия. Если мы говорим про интеграцию человека и нейрочипов, Neuralink (американская нейротехнологическая компания, основанная Илоном Маском – РБК Татарстан) прогнозирует к 2030 году 22 тыс. операций, но Илон Маск часто занимается опережающим маркетингом и рассказывает о том, что что-то случится до того, как появляется такая возможность. Если мы не развернемся и не табуируем эту тему, то вполне себе за десятилетие мы получим общество, в котором будут и обычные люди, и «расширенные».
Алгоритмизация и проникновение цифры в нашу жизнь – это один из трендов со всеми вытекающими технологиями: оцифровка нашей жизни, процессинг этих данных, более быстрое «железо», системы электросбережения, доставка электроэнергии. В этом случае весь мир будет зависеть от центров обработки данных. Область трения тоже будет здесь, потому что внезапно оказывается, что редкоземельные элементы, которые нужны для производства плат, неравномерно распределены по миру.
Второй сюжет, безусловно, касается космоса. Это и поиск новых материалов, и орбитальное производство медикаментов, и связь нового поколения. С космосом связаны возможности по геолокации для роботов. Когда в мире у нас появятся беспилотные летательные аппараты и автомобили, роботы-доставщики и так далее, нужно будет геопозиционировать их максимально точно.
Я бы сказал, что социальная архитектура, которая сейчас осмысляется и строится в России – это очень важный тренд. Нужны новые механизмы склеивания общества, новые институты, социальные и экономические модели. Возвращаясь к технологиям, я думаю, все, что касается биотеха, крайне важно. С одной стороны, это про медицину, долголетие и печать органов, а с другой, про слияние человека и машины, взаимную интеграцию.
— Как могут измениться государства в ближайшие 25 лет?
— Вполне возможно, мы получим первые технофашистские общества, в которых обычных людей не останется просто потому, что вклад в ВВП от людей с имплантами гораздо выше. В общем, сменится парадигма и отношение к трансгуманизму.
Я думаю, мы будем наблюдать переход к новой роли корпораций. Они уже сегодня замещают некоторые социальные функции, создавая собственную медицину и образование, предлагая заботу о всей семье. Мы достаточно быстро идем к формированию квазигосударств с корпоративным гражданством. Вполне вероятно, что это путь к новой кастовой системе.
Здесь, наверное, корпорации начнут тестировать пределы власти, пытаясь отобрать у некоторых государств монополии – в первую очередь, на насилие. Появятся первые частные армии для обеспечения безопасности цепочек поставок, будь-то редкоземельные металлы или какао-бобы. И эта проба пера окажется реалистичной. Мы и сегодня видим – в США существуют частные тюрьмы, корпорации достаточно глубоко проникли во власть, Илон Маск фактически устраивает аукционы между штатами за право размещения своих дата-центров, заставляя их соревноваться в предоставлении налоговых льгот. Это прямой путь к неофеодализму, где индивид за пределами крепости не выживает. Человека нужно защищать от него самого, чтобы он не сдал пароли, от дипфейков, которые его обманут, от алгоритмов, которые ему проникнут в голову. А принадлежность к крепости означает безопасность.
Суверенность и экономика России
— Сейчас главный тренд в стране – это импортозамещение. Как вы считаете, продолжится ли он?
— Я думаю, продолжится однозначно, это продиктовано и политической волей, и рыночной необходимостью. Но не все решения нужно заменять, некоторые необходимо переосмыслять. У России есть определенный тренд на человека, на социальную стабильность, на раскрытие человеческого потенциала.
У меня сейчас есть гипотеза, что мы можем предложить миру другой искусственный интеллект. Нет смысла пытаться догнать ChatGPT по количеству параметров. Вместо этого мы можем предложить рынку самый «доверенный», чистый и суверенный ИИ. Такое предложение будет особенно востребовано небольшими странами, которые стремятся к цифровому суверенитету и не хотят терять свою культурную идентичность в глобальных моделях. Им нужен инструмент, который позволит оцифровывать собственные данные, использовать их для обучения моделей и при этом сохранять полный контроль и прозрачность работы алгоритмов, избегая эффекта «черного ящика».
Некоторым разработки недоступны из-за санкций и других рисков. В этой ситуации, выбирая между быстрым, но американским и менее скоростным, но суверенным, многие будут выбирать альтернативу. Поэтому умное импортозамещение – это про понимание нашей роли. У нас сильные кадры, у нас традиционно сильная инженерная школа, софт, поэтому эффективные алгоритмы, требующие меньше вычислительных ресурсов – это наш путь.
— Какие еще направления являются перспективными?
— Можно подумать о наших уникальных природных ресурсах и мегастройках будущего. Я бы обратил внимание на Северный морской путь. Льды будут таять, там неизбежно на десятилетия вперед нужны суда и ледоколы нового поколения. Поэтому все, что касается освоения Арктики, изменений в логистике, благодаря этим технологическим изменениям будет интересным.
Я бы еще подумал в сторону совместных предприятий – разных, но усиливающих друг друга. Сегодня дата-центры проектируются уже с атомным реактором. Это новый уровень технологического суверенитета. И это уже не про импортозамещение, это про создание параллельной, независимой от санкций инфраструктуры для всего: финансов, сохранения исторической правды, защиты культурного кода. Здесь очень важно, чтобы вопрос «зачем?» у нас звучал правильно, и ответом на него было не стремление получить и освоить бюджет.
— Как будут меняться роли регионов в ближайшие 25 лет?
— Думаю, у регионов появится специализация – понимание своей особой роли в рамках большой страны, у которой есть общие задачи. Они определены в национальных целях, касаются традиционных ценностей, семьи и демографии, а также суверенитета.
У каждого региона есть свои исторические особенности, заводы и производства. Я думаю, от сотрудничества между субъектами РФ будут зависеть новые суверенные цепочки поставок. Предполагаю, что в перспективе мы получим меньше миграции между регионами – при определенных обстоятельствах, если у каждого будет свой комфортный угол.
Мне бы очень хотелось увидеть мир и нашу страну, когда у условного мальчика-оленевода с севера есть возможность не уезжать и сохранить свои традиции, но при этом иметь возможности для самореализации. Чтобы у него был быстрый интернет, он мог стримить, быть блогером, удаленно работать и так далее. Если мы пойдем в сторону гомогенизации (процесс стирания культурных различий внутри нации – РБК Татарстан), мы потеряем разность, а разность – это возможность отвечать на любых «черных лебедей» (редкие и непредсказуемые события со значительными последствиями – РБК Татарстан). Мне кажется, наше единство в многообразии, и это нужно сохранить.
Еще сегодня регионы очень по-разному представлены в экономической сфере. У нас есть уникальные населенные пункты, которые называют моногородами, в них развитие и возможности фактически зависят от присутствия определенной корпорации. Я надеюсь, что будет происходить определенное выравнивание, и технологии приведут не к социальным и экономическим разрывам, а наоборот, будут их сглаживать, потому что они способны стирать барьеры для доступа к самым разным возможностям.
Как изменятся отрасли экономики
— Какой прогноз вы можете сделать по сфере авиастроения на ближайшие годы?
— Безусловно, санкции показали нашу зависимость от разработок и обслуживания, поэтому здесь неизбежен переход на отечественные платформы и двигатели. Я бы подумал о развитии малой авиации и беспилотных грузовых систем для связности удаленных районов. Страна большая, и роботизация здесь должна создаваться с нуля на отечественной инфраструктуре. Поэтому у авиации и в широком смысле у новых подходов к логистике есть огромный потенциал.
Успех в этой глубоко технологичной индустрии определяется способностью создать альянс разных стейкхолдеров (заинтересованных сторон – РБК Татарстан). Это должно быть государство либо представители от региона, которые готовы сделать пилотную зону. И это должен быть бизнес, причем не только инвесторы – параллельно должна строиться вся сопутствующая инфраструктура, с вовлечением малого бизнеса. И наконец это общество – крайне важно получить его согласие и понять, готово ли оно, к примеру, к тому, что над городами будут летать беспилотники.
Запуск беспилотных систем зависит не только от инженерного дела и новых двигателей, но и от заправочных станций, климата, кибербезопасности этих систем и так далее. Я думаю, в том числе это возможность привлечь инвесторов из зарубежных стран, получить доступ к рынкам капитала.
Примеры Китая показательны: там уже пилотируются аэротакси, а в планах на следующий год – связать ими регионы. Параллельно Китай является одним из лидеров в области электромобилей.
Эта новая экономика открывает широкие возможности для партнерств. И если наши дипломаты, торговые представительства и производители найдут общие интересы с зарубежными игроками, то могут получиться интересные совместные предприятия, способные стать мировыми лидерами по новым направлениям.
— Как будут меняться отрасли добычи и переработки нефти?
— Нефть и нефтехимия, газ нужны для электрификации, что открывает возможности для сотрудничества с ИТ-гигантами. Это еще и полимеры, композиты – то есть переход к глубокой переработке, требующей понимания, какие материалы нужны для формирующихся отраслей экономики, какую роль гелий играет в охлаждении центров обработки данных, какие редкие элементы нужны для индустрии полупроводников. Это возможность вписать нефтехимию в новую экономику.
Это, кстати, касается ресурсов в целом, потому что здесь возникают вопросы электропроводимости, новой роли золота, алюминия и так далее. У добывающих индустрий открываются возможности по превращению ресурсов в принципиально новые продукты. Главное, понять, в какие цепочки поставок они встраиваются, не ошибиться с логистикой.
— Чего ждать в сельском хозяйстве?
— Сегодня мы стоим перед ключевым вопросом: останется ли земля пространством для человека, который на ней живет и трудится, или она превратится в территорию, полностью отданную машинам? Мы наблюдаем тренд на гиперурбанизацию, очень активно исследуем эту тему и видим, что из деревни происходит огромный отток населения. Земля потеряна для жизни и существует только для сельского хозяйства, а люди переехали в города. В первую очередь, это связано с отсутствием социальных лифтов, молодые люди не видят тех сценариев, которые были раньше. Они хотят ехать в Москву, Казань или Санкт-Петербург, потому что там есть возможности построить карьеру.
Поэтому в любом случае будет больше роботов и машин – это принципиально иные способы производства. Я говорю здесь не только про вертикальные фермы или производство альтернативных белков. Это вопрос внедрения и готовности агрохолдингов к дорогостоящей «пересборке» своих внутренних процессов.
Я размышляю о том, что корова дает кроме молока и мяса. Если построить рядом с фермой дата-центр, обвешать корову датчиками, чтобы она давала еще и данные, можно строить новые модели для ветеринаров, построенные на ИИ, или создать цифрового агронома, в которого включается насмотренность за всеми видами паразитов и болезней. Это возможность продавать технологии по всему миру, и, конечно, повышать урожайность. Разработки внутри сельского хозяйства, инновации – это огромное неизведанное поле.
Подпишись на Telegram РБК Татарстан







